...пан Арцт – убийца, педофил и каннибал. Увезенных из города детей бывший директор с особым цинизмом изнасиловал, убил, еще раз изнасиловал, освежевал и сожрал, после чего, очевидно, изнасиловал останки.
...пани Платз – блудница вавилонская, хоть и образованная (а скорее всего, именно потому, что образованная, знаем мы эти столичные штучки-дрючки). Прижила дочь невесть от кого, позор, разврат и расшатывание устоев налицо.
...пан Маверик – вор, взяточник и шпион-многостаночник. Иначе черта с два бы он удержался на своем месте так долго и с учетом всех обстоятельств.
...пан Пробер – жидомасон, ставленник Мирового Сионистского Оккупационного Правительства.
...Айвен Манн на самом деле – опаснейший человек и одной левой способен убить немыслимое количество народу. Откуда бы у скромного трактирщика такие убойные навыки?
...Полина Орфан в отрочестве была совращена Генрихом Арцтем и с тех самых пор болезненно в него влюблена.
...пани Роте – давняя любовница пана Вернике. Ввиду чего пан Вернике молодец.
...пани Платз на самом деле родила от пана Вернике. Ввиду чего пан Вернике еще больший молодец.
...пан Эрлих-то наш и впрямь убежденный империалист, даже с белыми сотрудничает! Красные-то знают, куда глядеть.
Уездный город N |
|
Жанр: мистерия Система игры: эпизодическая Рейтинг: NC-17 Связь: 
Погода: ранняя осень, тепло и солнечно. Три дня назад в город пришли красные. |
▪ Обратите внимание на триггерное событие!
▪ Бессрочное объявление: городская почта готова принимать и получать отправления. ▪ Не забудьте приобрести выпуск газеты «Неведомости». Ах, простите, то есть «Городские Ведомости», конечно же. ▪ Внимание! В игре возможны триггерные события, на которые персонажи никак не смогут повлиять. |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Уездный город N » Сбывшееся » "Обеденный перерыв"
Место действия: уездный город N, городской парк.
Время действия: первая неделя, понедельник, два часа пополудни.
Участники: Ной Гейгер, Майя Платз.
Недолгая беседа в городском парке - это просто недолгая беседа в городском парке. Ной заботится о том, чтобы пани Платз не умерла с голоду, пани Платз заботится о том, чтобы Ной не умер.
Такие времена.
Раньше Майя, когда ей приходилось работать сверхурочно, радовалась обеденному перерыву потому, что он означал возможность хоть ненадолго сбежать от пациентов. Теперь она радовалась тому, что можно сбежать от бумаг, документов и финансовых отчетов, и тихо проклинала тот день, когда согласилась принять на себя руководство больницей.
Из положения рядового врача невидны были все ужасы управления тонущим кораблем под белым флагом с красным крестом. На бывшего главврача она теперь была ужасно зла, но уже могла признаться себе в том, что прекрасно понимает, почему он принял решение немедленно бежать.
Ной ждал там же, где и всегда. Уездный город полностью состоял из традиций, и нарушение их не поощрялось самими учредителями. Как давно они уже с паном Гейгером два раза в неделю отдыхают от работы именно на этой лавочке в тени каштана?.. И не упомнишь. Много чего теперь не упомнишь, одно лишь важно: это началось еще до Революции, а значит держаться за то следовало всеми силами.
Мир вокруг менялся, оплывал под пальцами свечным воском, и по временам от того хотелось плакать. Она покидала Столицу поняв, что не в силах перенести ее шум, ее непостоянство, ее бесконечное стремление к бегу. Дом должен был избавить пани Платз от всего этого - но не смог. Что уж теперь поделаешь...
Неподалеку ограждение фонтана облюбовала себе троица красноармейцев: бледных, усталых, но, как обычно, неуместно веселых. Эти всегда были куда оптимистичней остатков имперских войск. Они мнили себя учредителями нового мира.
Каким они себе видят этот самый мир - Майя предпочитала не уточнять, но делать это приходилось отчего-то с незавидной регулярностью.
Один из солдатиков, узнав женщину, приветственно ей кивнул. Пани Платз выученно улыбнулась и ускорила шаг.
- Здравствуй, Ной. - улыбнувшись уже совсем иначе, по-человечески, Майя опустилась на лавочку, положив рядом коричневый бумажный сверток. Проклятие всякого врача: вечные бутерброды, но что уж поделать. - Как библиотека?
Кружевная тень избавляла от летнего еще тепла.
В городскую библиотеку доктор Платз собиралась заглянуть уже неделю, но все никак не успевала оказаться даже тем самым последнем посетителем. Сейчас же определенно следовало узнать, что да как в хранилище городской мудрости: красные пиететом к знаниям не отличались, а Майя, в случае чего, могла все-таки хоть что-то сделать с позиции члена городского совета.
Она старалась особенно своим положением не злоупотреблять, но речь шла не о ком-то, а о Ное Гейгере. Еврейская община и так всегда старалась оставаться сплоченной, но даже без этого - как можно не беспокоиться, сколько бы у тебя не было дел, о давным друге, друге еще из того детства, в котором не было не семилетней давности кошмара, ни гражданской войны, а только спокойное небо города.
Понедельник, как известно любому работающему человеку, день тяжёлый. Если происходит что-то непредвиденное, то именно в первый день недели; если появляются дурные новости – тоже именно в понедельник; если рвётся почти совсем новая жилетка, то исключительно в понедельник, а уж флагу на ратуше просто не положено меняться ни в какой из других дней. И нет никому дела, что на самом деле письмо с плохими известиями должно было прийти вовсе не в понедельник, а в пятницу (если уж совсем точно, то в позапозапозапозапрошлую); что жилетка зацепилась за гвоздь ещё вчера, просто её владелец заметил это слишком поздно; что красный стяг уже четвёртый день ярким пятном полоскался на фоне прозрачно-голубого сентябрьского неба, – во всём и вся был виноват исключительно понедельник. Так уж повелось, такова была традиция.Ещё утром Ной решил, что быть ему нынче нон-конформистом, поелику день, по его мнению, удался на диво приятным, ещё по-летнему тёплым, довольно солнечным и каким-то добрым. Может быть, таковое впечатление о самом дне сложилось у Ноя исключительно благодаря его собственному хорошему расположению духа, не испорченному даже тревожными новостями в "Неведомостях", но, так или иначе, в парк он пришёл с улыбкой и даже как будто что-то мыча себе под нос. К приходу пани Платз Ной, явившийся чуть раньше, успел подстелить один из разворотов газеты на скамейку, чтобы поставить поверх термос и два небольших металлических судка с крышками, старательно завёрнутых ради сохранения тепла. Может быть, ходить в парк с хозяйственной сумкой было и не очень солидно, но когда-то давно, ещё до Революции, до того, как Майя в одночасье стала во главе больницы, Ной дал себе зарок хоть немного подкармливать её, пока, врачуя чужие души, она окончательно не забыла, каково заботиться о собственном теле. Не то чтобы у Ноя что-то выходило, не то чтобы за последние годы пани Платз хоть немного отдалилась, по его мнению, от состояния "сейчас сломается, аки тростинка на ветру", но можно было верить в то, что хрупкая доктор умудряется выдерживать все больничные и не только нагрузки хотя бы чуточку благодаря бабушкиной гефилте фиш, матушкиному форшмаку и лично ноевым пирожкам. – Здравствуй, Майя, – тепло улыбнулся он, поднимаясь ей навстречу и, конечно, тут же уронил остаток "Ведомостей", забытых у себя на коленях. Быстро подняв газету, Ной сунул её в почти пустую сумку и кивнул на завёрнутые в ткань и пакет судки. – Кугель будешь? Картофельный. Не дожидаясь ответа, он сунул нос в сумку, достав из неё две салфетки и вилки, протянул салфетки Майе, вовремя спохватился и устроил рокировку, после чего вручил пани Платз – ах да, товарищу, надо привыкать что ли, – одну салфетку и одну вилку, как полагается. После этого Ной начал распаковывать свёрток, который сохранял тепло еды, попутно отвечая:– Библиотека-то что? Ничего ей не сделается, пока я за ней присматриваю. Ты лучше расскажи, что случилось-то вчера. Я порой так в свои книги зароюсь, что до меня свежие новости доходят, как те письма из Столицы. Только и успел, что испугаться на одной строке и облегчённо вздохнуть – на другой. Ты не пострадала? А пан Эрлих?Хоть Ганс Ною и не нравился категорически, хоть и, наверное, винил его Ной подсознательно в том, что Майя вообще оказалась в рискованной ситуации, но зла ему не желал, а потому и беспокойство в голосе прозвучало искреннее.
Наблюдать за Ноем можно было долго, временами впадая в медитативный транс. Майя только диву давалась по временам, как в нем сочетается несочетаемое: удивительная рассеянность во всем, что касается жизни - и при этом абсолютная рабочая ответственность.
Городские библиотека и архив - притча во языцех, там не то что сам черт ногу сломит - там все себе переломают и новейшие представители каких-нибудь новейших властей. А реб Гейгер - ничего, как рыба в воде плавает и всегда знает, где что лежит. Более того, он, кажется, знает даже где лежит то, что тебе нужно, пока ты еще и сам не успел понять, что именно тебе нужно.
Хотя в том, что библиотеке в принципе ничего не может сделаться, Майя с ним согласиться не могла. Теперь все может сделаться и со всеми, и от этого голова идет кругом. Могут придти ночью, могут придти днем, могут выбить двери и заколотить окна, могут все сжечь, а могут приставить к ордену.
Не оставалось, кажется, никаких констант, кроме людей. И ответственность за этих самых людей добавляла печалей.
"Надо ружье смазать", - отстраненно подумала женщина.
Хотя толку-то с того ружья? Она скорее отдачей себя покалечит, чем представит реальную угрозу. Слава Б-гу, что еще ни разу не выпало случая проверить.
- И все равно, - Майя вздохнула. - будь, пожалуйста, аккуратней. Не приведи Г-сподь ляпнешь чего... Сейчас долгих разговоров не ведут.
Это был очень печальный, но, к сожалению, несомненный факт. Ганс в этом третьего дня лично убедился и в очередной раз убедил всех остальных. Что он такого наговорил не то патрулю, не то очередному коменданту, Майя выяснить так и не смогла, да и не старалась особенно. Тут бы успеть разобрать последствия, куда уж тратить время на причины.
- Да ничего, в принципе, необычного, товарищ Гейгер. Ганс не то сказал что-то лишнее, не то оказался не там, где нужно... - и она вновь вздохнула.
Ну не рассказывать же Ною о том, какая обычно обстановка царит в свежеорганизованной комендатуре. Дым, перегар, все время кто-то из угла в угол бегает и на кого-то орет, звонки телефонные (они всегда первым делом по всему городу телефоны тянут!) и все вокруг - в чернильных пятнах.
Править господа красные научились, воевать - тоже, а вот с грамотой да чистописанием все нескладывается. Четыре ошибки на один лозунг, из них три - грамматические, одна - логическая.
И бедный пан Эрлих, проведший в этом сюрреализме трое суток. Так и сойти с ума недолго, тем паче, что шутки - шутками, но эти действительно могут сделать многое. У них к стенкам свой подход и свой на них взгляд.
От таких мыслей спина пани Платз холодела и она принималась думать, что надо заглянуть к Генриху и в очередной раз попросить его вообще не ходить на улицу. Никогда. Пока не случится оказия уехать из города.
- В общем, поговорила я с ними, уверила, что Ганс вот хоть завтра пойдет воспевать социализм.
Что именно говорила - Майя припомнить не могла, у нее вообще в такие моменты нервы становились натянутыми до предела и в ход, похоже, вступала подкорка, которая неожиданно все делала правильно. Так что помнила женщина только то, что были какие-то нелепые, но очень страшные обвинения, и в самом конце кто-то страшно орал, едва ли не матом, а, может быть, и матом, и она почему-то стучала по столу кулаком, а потом очень долго они шли за Иоганном какими-то переходами.
А потом прибежали граждане несогласные и начался фейерверк.
- А вот потом был, Ной, просто кошмар. Вся эта пальба, люди из леса... партизаны эти. Ной, они так выглядят жутко! - женщина поежилась. - Нас с Гансом в какую-то комнатку затолкали, там мы и просидели до самого конца "праздника".
Комнатка была маленькой и ужасно холодной.
А Ганс был все-таки дураком, не умеющим следить за своими словами. Видеть его Майя в ближайшие, по крайней мере, дни не хотела категорически, до зубовного скрежета.
- В общем, никто, конечно, не пострадал, но я была бы счастлива, если б этого всего не случилось.
И Майя почла за лучшее отбросить в сторону не самые приятные воспоминания, поскольку Ной, в отличие от нее, готовить не только умел, но и любил. И готовил. Г-спади, как же он готовил! После отъезда родителей что-то подобное пани Платз могла попробовать только во время таких вот встреч с паном Гейгером. Удивительно, как у Ноя находилось на всю эту кухонную возню время и желание: женщина по себе знала, что готовить на одного человека - занятие неимоверно печальное.
- Ты, Ной, - она ткнула в направлении Гейгера вилкой, - одна из основных причин, по которой я все еще помню, что такое нормальная еврейская еда. Ну вот как ты все это делаешь?
Слушая Майю, Ной даже улыбаться перестал, что было делом крайне редким, а к той части повествования, в которой речь зашла о нападении партизан, и вовсе нахмурился. С подобным выражением лица его можно было увидеть хорошо если раз в месяц; это ведь даже не то же самое, что поморщиться, услышав скрипичную музыку, и не укоряющим взглядом и вздохом одарить, увидев на странице возвращённой в библиотеку книги пятно. Хмурился Ной примерно так же часто, как господин бургомистр рассуждал о пользе психиатрии. Пожалуй, всё же чаще, но исключительно вот как сейчас – с беспокойством и огорчением из-за того, что Майе пришлось пережить неприятные и опасные минуты. И да, он ничуть не ошибался, предполагая, что повинен в том был именно товарищ Эрлих. Конечно же, новая власть – а вернее её представители – тоже свою лепту внесла, но Иоганн всё же не первый год в городе, мог бы уже попривыкнуть к тому, что, кому и когда можно говорить, а что лучше попридержать до другого знамени над ратушей, а то и просто попридержать.– Не волнуйся, не ляпну, – вновь улыбнулся Ной, когда Майя развеяла его волнение. На сей раз – ещё и с благодарностью, искренне ценя её заботу о библиотеке и о нём самом. – В отличие, судя по всему, от товарища Эрлиха, я знаю, что можно и что нельзя говорить, а когда и вовсе лучше промолчать. И о новой власти, поверь, знаю даже побольше тех, с кем вы имели несчастье слишком близко общаться.Как раз к этому времени развернув судки с едой, он протянул один Майе, а второй оставил себе. Сняв крышку и аккуратно положив её поверх газеты, чтобы не запачкать одежду, Ной поднял взгляд и пояснил свои последние слова:– Книги, Майя. В них и о том режиме много написано, и об этом, и о всех других, о которых у нас и слыхом не слыхивали. К счастью, – задумчиво отцепив вилкой кусочек запеканки, Ной с удовлетворением отметил, как от ещё не успевшего остыть кугеля поднялся парок. – Или к несчастью, но этого мы всё равно не узнаем. Да и незачем нам это, не так ли, товарищ Платз? У нас ведь лучшая власть в мире!Заговорщицки улыбнувшись Майе, Ной отправил кусочек в рот и, когда распробовал, его улыбка стала чуть шире: кугель удался почти так же хорошо, как у матери. Почти.– Как делаю? – он чуть пожал плечами, отделяя вилкой ещё один кусочек. – Не поверишь, Майя: по рецепту! Ну, и с добавлением в каждое блюдо особого ингредиента, совершенно секретного. А чай на этот раз мятный. Вот скоро соберу боярышник – упьёмся мы с тобой боярышникового чаю! Только его надо с лекахом, а это дело не обеденное, так что лучше ты ко мне как-нибудь после работы на ужин и десерт заходи.
Ах, город N! Узкие его стены, страшно далек он от Империи. Майя прикрыла глаза.
Как чудовищно все они наивны, и сама она - ничуть не лучше. Всякий думает, что понимает происходящее и, разумеется, никогда не ляпнет того, чего ляпать нынче не надо. Только беда вся в том, что никак не предсказать, каким окажется следующее "не надо", и даже молчать в тряпочку уже не вариант, потому что случается, что и молчание бывает неуместным.
Молчишь? Значит, согласен. Значит, в расход.
Женщина вздрогнула. Пронял ее вчерашний день, пронял - и куда сильней, чем она сама того ожидала. Все по науке: вытеснение, вытеснение и еще раз вытеснение. Вот только с чего вдруг так? Она полгода уже раз в две недели, как штык, ходит в гости по вновь учрежденным комендатурам: горожан хватает, рано или поздно кто-нибудь да оказывается в ненужном месте в ненужное время. Но чтобы ее до этого вот так нагонял почти животный ужас сутки спустя - не было такого.
"Я старею, - с тоской подумала Майя. - и я застряла посреди города, посреди страны, посреди этой чертовой революции, а моя дочь так далеко и давно от меня, что в толпе теперь не то что она меня не узнает - я не узнаю ее..."
Ее ребенка не было среди тех, что уехали семь лет назад вникуда, но много ли теперь разницы?
Пани Платз скривилась. Много. Достаточно просто взглянуть на Анне, чтобы понять - насколько много.
- Все равно будь осторожней.
Улыбка не удалась.
Ной часто улыбался, и умел это делать на удивление искренне, а вот у самой Майи в последнее время с улыбками дело обстояло скверно: оставались большей частью только дежурные. Ной, в неизбывном своем ковчеге, полном диковинных зверей, чьи пожелтелые шкуры испещрены черными знаками. Поговорить со зверями может всякий, но ответят они только своему капитану.
- Все так, товарищ Гейгер.
Товарищ. Гейгер. Это даже звучит абсурдно. Что-то вроде "глубокоуважаемый шкаф". Или "недоперевыполнение плана", и таким ведь перлам находится место в газетах годичной давности.
Кугель пах детством, мамиными руками, испачканными после готовки, боярышниковую настойку они в старших классах лихо и бесстрашно капали в чай, а пан Арцт, тогда совсем еще не директор, делал вид, что ничего не замечает. Мятой пахли кофточки Хаи, когда Майя доставала их из шкафа: пересыпала от моли сухой травой.
Теперь кофточки есть, а дочери - нет.
И даже забываясь сном от этого не сбежишь. Королева потеряла Кая - и ничего не нашла.
- Как так получается? - невпопад и риторически спросила женщина, глядя поверх головы Ноя. - Еще вчера ты возвращаешься домой и собираешься жить, у тебя до черта этой самой жизни. А сегодня в твоем городе военных больше, чем друзей, и ты ничья дочь, ничья мать и ничья жена. Ной, ответь мне, ты успел уловить момент, когда все стало так, как оно стало?
Она смотрела на пана Гейгера с надеждой. Может, хоть он в курсе: книжный человек, ему положено знать о происходящем больше, чем прочим.
Конечно, он будет осторожнее. Дважды думать до того, как сказать что-то, трижды – прежде чем показать постороннему, какую именно книгу читает, и четырежды – всякий раз перед тем, как выйти на улицу и направиться по чуть менее привычному маршруту, чем обычно, демонстрируя возможную нетрадиционность, отступление от нормы и обычая, а значит, привлекая тем самым к себе ненужное внимание. В коммунизме как таковом Ной, в целом, видел что-то положительное, но оно и при имперской власти было, а представители обеих, очередной раз водружая над городом своё знамя, были примерно одинаково опасны. Вот и приучались люди всё реже говорить открыто и смеяться громко, всё чаще сливаться с городскими тенями и отсиживаться по домам. И бояться. Вот только со временем уже начинали забывать, чего и кого в этот раз следует бояться, а потому просто боялись, и именно такой страх – нелогичный, часто не имеющий объекта, абстрактный и потому всеобъемлющий – был самым ужасным.Вот и Майю затронуло, превращая в сапожника без сапог; Ною вообще трудно было представить, каким образом это маленькое хрупкое создание, имея за душой и своих бед немало, справлялась с чужими, не позволяя им себя сломать. Как та тростинка не ветру, она гнулась, вынужденная склоняться то в одну сторону, то в другую, но неизменно выпрямлялась и не ломалась. И всё же иногда порывы ветра оказывались очень сильными.Перестав улыбаться, Ной покачал головой и опустил вилку в судок. Бегло взглянул в сторону компании красноармейцев – не долетели ли до них слова Майи, – но те как раз собрались уходить, к тому же в противоположную от них с пани Платз сторону.Непростой вопрос задала Майя, риторический, но при этом ждала ответа, а Ной вряд ли мог дать ей такой, который устроил бы Майю, кого-то другого или даже самого Гейгера. Обычно Ной любил вопросы, особенно те, на которые ответов не знал; это был повод погрузиться в книги, пройтись среди лабиринта стеллажей, поглаживая корешки подушечками пальцев, пока один из них не покажется чуть теплее других – и именно в этом томе, конечно же, отыщется нужный ответ. Вот только на вопрос Майи ответа не нашлось бы ни в одной книге не только в святая святых Ноя, но и в самой большой библиотеке Империи и даже во всех книжных собраниях целого мира.Потянувшись к термосу, Ной отвинтил большую крышку, достал пробку и налил в крышку, заменяющую кружку, исходящего паром чая. Их с Майей тут же окружил ароматный мятный дух с лёгкой ноткой ромашки – такой напиток отлично подходил для успокоения нервов, временного решения проблем и избавления от тревог. Жаль только, что от душевной боли не мог спасти никакой чай.– Семь лет назад, Майя, – тихо ответил Ной, протянув Майе крышку-кружку. – Всё стало не так семь лет назад. А то, что вся эта катавасия уже два года как началась – это только детали, как обложка книги, не более того. Изменилось всё семь лет назад и с тех пор уже никак не могло стать прежним, даже если бы и не наши Революции.
Семь. Число семь. Литера "зайн". Семь дней творения. Семь потомков Ноя - другого, у этого нет потомков, и нет жены, как же так, Ной?! Семь лет - не тучных, но страшных.
- Пожалуй...
Майя удивилась своим словам. "Пожалуй" - это неуверенно и мало, здесь место только однозначному и утвердительному "да", поскольку даже те, кто приходят в город с оружием, стягами и лозунгами, помнят эту историю и говорят, что когда придет победа, они выставят на городской площади монумент.
Какие-нибудь, наверняка, детишки, держащиеся за руки и с ужасом глядящие вдаль. Чтобы никто не смел забыть, чтобы ужас поселился здесь навечно.
Город как-то справился, научился жить с вырванным сердцем, которое та Майя, которая НЕ Майя, водрузила на знамена и пошла с ними вперед чеканным солдатским шагом. Так забавно пропускать все это через решето психоанализа.
И никак не можешь отделаться от ощущения, что не при чем тут психоанализ, и уважаемый коллега, уделяющий все свое внимание снам, серьезно просчитался.
Чего-то не учел.
И семь лет назад, когда прочесывали пригород и срывали глотки в криках - тоже чего-то не учли. И потому - не нашли, и никогда уже не найдут. И только Генрих спокоен.
- Ты прав. - спешно поправилась женщина. - Но хватит. Не могу, сил у меня нет обо всем этом говорить. Ох, прости, - она виновато улыбнулась. - Сама разговор затеяла - и сама же его сворачиваю. Но если серьезно...
Да, красноармейцы и вправду уходили, один даже рукой помахал, и Майя помахала ему в ответ, и дернула Ноя за рукав, чтобы тоже помахал. Нет, он, разумеется, сделать бы этого и сам не забыл, но легко мог не заметить по вечной своей рассеянности. Совсем как Кролик из "Алисы в Стране Чудес": ушки, усики, Герцогиня велит меня казнить...
Казнит не Герцогиня. По казням у нас кое-кто другой.
Внезапно стало постыдно интересно, куда же уходит Ной? Что он видит, кем видит себя?.. Майя чуть покраснела и уткнулась лицом в "стаканчик" с чаем.
- Лучше скажи мне, Ной, как у тебя с оружием.
Потому что пост-фактум Майя его, скорее всего, отболтает, или надавит на Маверика, и отболтает уже он, но если придут ночью и вынесут с ноги двери, то тут надо будет действовать немедленно. А Майя живет на другом конце города и не то, что не успеет - и узнает-то лишь наутро.
Первый ответ Майи прозвучал неуверенно и, возможно, будь на месте Ноя кто-то другой, он бы ещё успел удивиться этому до того, как пани Платз дополнила сказанное, но Ною этого было достаточно. Пожалуй, так ему показалось даже правильнее: не то, как именно прозвучал ответ, а то, как выглядела при этом Майя, погрузившаяся на несколько секунд в задумчивость, которой трудно было бы подобрать чёткое и однозначное определение. Не то "мрачная", не то "сосредоточенная", не то "напряжённая", не то "печальная". Но болезненная – совершенно точно, без этой характеристики обходилось мало что, связанное с трагедией семилетней давности, от которой городу и его жителям остались лишь горькие воспоминания, постепенно желтеющие фотографии детей, после исчезновения как будто ставших общими, да пан Арцт – хороший человек, оказавшийся в нехорошем положении.Рассеянно помахав красноармейцам и подумав про себя, что неплохо бы с кем-то из них познакомиться что ли, чтобы в случае чего иметь шансы уберечь библиотеку – в конце концов, среди бесконечного множества книг можно было отыскать и близкие по духу революционерам, и даже за авторством тех лидеров новой волны, которые приложили руку к свержению императора, – Ной хотел было перевести разговор на пана Арцта, но новый вопрос Майи едва не заставил его поперхнуться запеканкой.– Что ты, Майя, какое оружие! – промокнув салфеткой губы, воскликнул он, не скрывая удивления, но всё же постаравшись не повышать голос. Солдаты уже отошли от фонтана, но мало ли. – Да я в армии-то его брал только по команде, когда уже совсем нельзя было не взять. А по собственной воле я отродясь в руках не держал ничего опаснее кухонного ножа и топора для рубки дров.Даже мысли в подобном русле были Ною неприятны; и если от простого наличия оружия или какой-никакой его близости Ноя слегка передёргивало, то одной лишь перспективы возможного использования на живых людях уже откровенно мутило. Нет-нет, даже если бы революция в их маленьком городке вдруг – не дай Б-г, конечно! – превратилась в настоящие боевые действия, пан Гейгер ни за что бы не взял в руки оружие. То есть, нет, наверное, всё-таки взял, если бы от этого зависели жизни хороших людей и не было ровным счётом никакого иного выбора, но уж всяко он бы сначала побился головой в поисках любого другого способа выжить, а, не найдя и всё же оказавшись перед необходимостью вооружиться, испытывал бы всю возможную степень отторжения. Упаси Б-г, чтобы никогда не довелось узнать, каково это!Уже то, что Майя подняла вопрос, было Ною неприятно, а вместе с тем и странно – пани Платз никогда не казалась ему сторонницей столь агрессивных мер. Если только...– Неужели думаешь, что скоро это будет нужно? – с тревогой спросил Ной, у которого теперь кусок в горло не лез. – Это из-за того нападения партизан? Но они ведь и раньше то одну власть щипали, то другую кусали...
Сколько ни пыталась себе Майя представить Ноя Гейгера в армии - столько же это у нее не получалось. Рядовой Гейгер! Туда же, куда и "товарищ Гейгер", лингвистический абсурд. Но он служил, она даже помнит, как Ноя в армию провожали и как из нее встречали. Сколько-то лет назад все это было?.. Не упомнить точно. Два с лишним года, как время идет с такой скоростью, что все, что за этими пределами начинает казаться размытым и ненастоящим.
Но это было своевременное напоминание: в отличие, допустим, от нее, скромный библиотекарь действительно знал, с какой стороны берутся за оружие. Тоже смешно: Ной знает, как стрелять, но скорее, наверное, умрет, нежели убьет, а вот Майя на свой счет иллюзий не питала. Понадобится - и пани Платз возьмет ружье, хотя и хотела бы, чтобы его взял кто-то другой. Война - не женское дело. Майя бы предпочла родить еще одного ребенка, но куда уж тут.
Так вот, к вопросу смешного. Ной умеет, но не станет. Майя станет - но не умеет.
Уездный город N, в котором все пошло не так.
- Я думаю, - Майя запрокинула голову и поглядела вверх, в еще зеленую листву. - что это уже нужно. Не похоже, чтобы эта карусель, Ной, начала сбавлять обороты. Скорее уж - набирать.
Иначе ей бы ни по чем не дойти до спокойного и скучного их города. А когда карусель вращается так, что ничего уже не видать, в ход вступает центробежная сила. Первыми вылетают те, что с краю.
А кто у нас с краю? Все верно. Жиды да интеллигенция, ох, пан Гейгер, нехорошо-то как получается...
- Поговори с Айвеном, Ной, он что-нибудь придумает.
Манн такой, у Манна всегда найдется, что придумать, благослови Г-сподь тот день, когда он переехал сюда.
- А пока... пока хотя бы топор под рукой держи. Но пойми, дорогой мой человек, - она горько и жестко улыбнулась. - что это лишь временная мера. Тебе нужно настоящее оружие.
И готовность его использовать.
Но об этом пани Платз промолчала.
Аппетит пропал окончательно. Поставь сейчас перед Ноем бабушкину гефилте фиш или матушкин форшмак – и не притронулся бы, не то кусок бы в горле застрял и поди там вздохни. Не нравилось Ною то, куда повернула их с Майей обеденная беседа, а ещё больше не нравились последние слова Майи, та серьёзность, с которой она рассуждала о необходимости, вызывающей у Ноя желание не то поморщиться, не то сжать губы и отвернуться, не то замотать головой так, чтобы всё услышанное из неё тут же высыпалось, точно крошки, которые были бы тотчас склёваны вечно голодными голубями. Но привычки затыкать уши, когда говорят не то, что хочется слышать, у Гейгера не было, как и желания поддаваться самообману о том, что всё-де хорошо, а будет ещё лучше. То есть верить в это, конечно же, хотелось – а кому не хочется? – но когда глаза видят одно, уши слышат одно и печёнка тоже чует одно, ожидать другого было бы как минимум глупо, если не опасно. И то, что даже Майя ему советовала оружием обзавестись, недвусмысленно свидетельствовало: всё, стоп машина, поезд с этой станции уже никуда не идёт, приехали. Конечная. И поди разбери, что там тебя ждёт, когда выйдешь за двери, ступишь на перрон и оглядишься: радостные глаза встречающих или слепые ружейные дула. Неизвестность пугает пуще любого иного страха. Как семь лет назад все в ужасе были из-за случившегося с детьми (видит Б-г, даже матерям, наверное, проще и легче было бы найти своих чад неживыми и похоронить, чем годами томиться в неведении и бояться того, что могло случиться), так и теперь, видно, пора была бояться. Не чего-то или кого-то, но просто – бояться. А вот к Айвену сходить и впрямь стоило. Если кто и мог что дельное посоветовать в подобной ситуации, так это он, и не столь важно, об оружии речь или... – Настоящее? – переспросил Ной, озадаченно сведя брови к переносице, и хотел было уточнить, что Майя имела в виду, но вспомнил вдруг, что уже слышал когда-то подобное предложение в свой адрес. Гейгер секунду-другую смотрел куда-то сквозь Майю, но нет, не вспомнил, моргнул. – О чём ты?
- Настоящее - это то, которым убивают. На расстоянии, быстро и просто.
У Майи за пределами рабочего места не было сложных ответов - только простые. И она не хотела говорить Ною таких слов, но, черт подери, кто бы дал ей выбор! Почетная обязанность членов городского совета: беречь и хранить благостное население нашего крошечного городка, чтобы его не стало еще меньше.
А как его хранить? Написанными на коленке декретами? Так был бы с тех бумажек хоть какой толк. Но в бумаге толк лишь тот, что она хорошо горит, и это они все еще вспомнят зимой, когда основные вопросы термодинамики вновь встанут перед городом наиострейшим углом.
Более смысла в бумаге, кажется, нет - даже вот партизаны, и те листовок не разбрасывают. А ведь могли бы, они же партизаны, какое-нибудь очередное "Вся власть учреди..." чего-то там. Или еще кому-нибудь вся власть, а сестрам - по серьгам.
Ладонь механически тронула мочку уха, где ее пронзал насквозь маленький гвоздик сережки. Розовый опаловый фламинго. Натуральный китч, но Майе они нравились. Когда-то фламинго было три - еще один украшал маленькую камею, которую два с небольшим года назад пани Платз повесила на шею маленькой Хае.
Вот и вся связь, плюс три фотографии за два года - больше ничего не дошло.
- Не смотри на меня так, Ной. - негромко попросила женщина; она, впрочем, даже не знала, смотрит ли на нее вообще пан Гейгер, поскольку увлеченно созерцала собственные колени. - Я все понимаю. Но, ей Б-гу, это лучший совет, который я сейчас могу дать и как врач, и как "управленец"... и как друг.
Вечером собрание в Ратуше, и обещалось, что скажут на нем что-то настолько разэдакое, что заседание в лучшем случае к полуночи окончится. Майя пока не знала, почтят ли своим вниманием городское правление господа-товарищи красные, но тут что в лоб, что по лбу - от таких обещаний посиделок хорошего не жди.
Что там Александр задумал?..
- У Соломона людей - раз, два и обчелся, да и что они толком против... против кого угодно смогут? По ночам теперь иные патрули ходят. И случись что - может статься, что никто не придет на помощь, потому что не успеет.
Семь лет назад все пошло не так. Полгода назад вместе с этим "не так" пошел уже и весь город.
Ну да, которое стреляет, а какое же ещё? Не могла Майя ничего другого иметь в виду. Ной спешно отмахнулся от какой-то странной мысли, так толком и не оформившейся, решив обмозговать её чуть позднее, а ещё лучше – записать, пока туманное воспоминание не превратилось и вовсе в призрачную дымку, которую и рассмотреть-то толком нельзя, не то что пощупать. – Я схожу к товарищу Манну, – пообещал он, намереваясь в скорости так и поступить, а вот о том, что решит относительно оружия, говорить не спешил. Отношение Ноя к насилию ничуть не менялось вместе с тряпкой над ратушей, и даже то мрачное предчувствие чего-то недоброго, кое породили слова Майи, не могло легко и просто изменить этого. – Не волнуйся.Майя уже не улыбалась, да и последняя её улыбка была так, одно название, и вот это уже не только тревожило, но и печалило. Пани Платз улыбка была к лицу, напоминала о той серьёзной, но вполне способной смеяться и веселиться девочке, которую Ной помнил из тех времён, когда их город ещё не знал ни революций, ни трагических исчезновений, а самой большой драмой были похороны отживших свой век стариков да не вовремя сломавшийся трамвай. – А что ты? – поняв, что слишком долго в задумчивости смотрит на Майю, со стороны, наверное, производя впечатление вновь выпавшего из реальности, Ной встряхнулся. – Тебя кто-то после работы домой проводит? А после собраний Городской Управы?Жуть на самом деле. Город маленький, все всех знают, все у всех в гостях бывали, на свадьбах гуляли, а если не у всех, то через второе рукопожатие так точно. И никто никогда не опасался по улицам ходить даже затемно, даже детей малых отпускать. Ну, семь лет назад так точно, но и после взрослые люди всяко не думали о том, что возвращаться после трудового дня может быть рискованно. – Давай я тебя встречу? – предложил Ной, в глазах которого маленькая и хрупкая Майя явно не представляла собой кого-то, способного хоть что-то противопоставить возможной опасности, с какой бы стороны и в какой бы форме та ни явилась. Защитник из него, конечно, тот ещё, но всё лучше, чем одной шастать по улицам, когда такое вот происходит. – Всё равно в больницу собирался, просто со временем подгадаю так, чтобы вместе уйти. Ну и после собраний, если скажешь, в котором часу тебя встретить. А то не дело. Не для того я тебя откармливал.Улыбка, наверное, и у него вышла не сильно весёлая, но всё равно искренняя.
Майя вздохнула чуть свободней: наверное, если б Ной решил сказать, что сходит к Манну исключительно ради ее успокоения, а не собираясь и вправду это сделать, она бы все-таки почувствовала. Воспоем же хвалу психиатрической специализации.
Впрочем, вариант, что Ной лжец куда лучший, чем она полагает, тоже не следовало исключать, но... Но что она может сделать в этом случае? Она, например, может не волноваться.
- Не могу я не волноваться. - Майя огляделась по сторонам, в поисках возможных свидетелей нарушения пристойности, и, чуть отодвинувшись от Ноя, заправила в мундштук папиросу. - Мне, Ной, по обеим должностям положено беспрестанно волноваться, и я нахожу в том дивное сочетание своих обязанностей со своими же предрасположенностями. А если вдруг это перестанет быть остро необходимым, я, так и быть, пропишу себе брому.
Бром есть панацея, поскольку кроме него - ничем-то наука в ее области не располагает. Депрессия? Холодные ванны и бром. Мания? Бром и холодные ванны. Шизофрения?.. Бром. И побольше.
На до сих пор новенький и сверкающий аппарат ЭСТ коллеги косились с ужасом, равно как и на стереотаксические атласы головного мозга. Электричество и нож хирурга - когда психиатрия бессильна.
Психиатрия, увы, была бессильна. За пояснениями пожалуйте к Генриху Арцту, доктор Платз от комментариев от-ка-зы-ва-ет-ся.
Табак был скверным и все время отсыревал, так что дыму было в разы больше, чем удовольствия, благо, хоть ветер смилостивился и начал дуть в противоположную от Ноя сторону.
- Я?.. - Майя с пару секунд смотрела на Гейгера недоуменно, а затем спохватилась. И правда ведь, ночью идти пешком через город, исполненной алой революции и ее последователей - удовольствие ниже среднего. Конечно, вряд ли ей действительно что-то грозит, все знают, кто она... Но кто-то ведь может и не знать. В этом случае количество возможных последствий случайной встречи в переулке начинает расти в геометрической прогрессии. И ни один этих вариантов Майе не нравился категорически, потому что ни в одном из них у нее не находилось, что предъявить в ответ.
Как, все-таки, жизнь бывает забавна. Все они привыкли думать, что Ной Гейгер - человек, бесконечно от жизни далекий и мало к ней приспособленный. Наивный и интеллигентный библиотекарь, всему на свете предпочитающий свои книги. А Майя Платз - это титан и вызов обществу. Майя Платз и в Городском Совете, и больницей верховодит, не женщина, а кремень и символ упорядоченности во всем - по крайней мере, пока речь не заходит о личной жизни.
И, тем не менее, это у Ноя нормальная приготовленная еда и внимание, сосредоточенное на объективном положении дел - не в прогнозах на ближайшие полгода, а здесь вот и сейчас. Майя Платз питается преимущественно кофе, а что творится у нее дома - о том лучше никому вообще не знать. Это еще на рабочем месте можно отболтаться, что бумаги поступают быстрее, чем она успевает их рассовать по папкам, отсюда и бардак. А правда в том, что дома никаких бумаг нет, но бардака от этого меньше не становится. Чашки помыть уже неделю руки не доходят, а из цветов выжили только родительские кактусы, да и тем уже несладко.
- С ума сойти, Ной. Ты пока не сказал - я и не подумала даже. - Майя покачала головой. - Давай вот как поступим. Я пока даже не могу предположить, что и как у меня сегодня пойдет и не вызовут ли на работу в ночь, поэтому, если тебе нетрудно будет, позвони часов в девять в Ратушу. Даст Б-г, Александр к этому времени хоть как-то сможет осветить, сколько нам еще осталось советоваться, и я тебе все скажу. А может и вовсе кто-то из Совета проводит, тогда и беспокоиться не надо будет.
Хотя, конечно, лучше всего будет, если случится в то же время возле ратуши реб Пробер. У него оружие мало того, что есть, так оно еще и табельное.
По обеим должностям? Как бы не так! Нет, Ной ничуть не ставил под сомнение то, что в Майе говорят и неравнодушие по-настоящему хорошего доктора, и ответственность за горожан, от имени которых она выступала наравне с остальными членами Городской Управы. Однако и в профессионализме, и в гражданской позиции была некая отстранённость, холодность, а Майя переживала по-настоящему, так, как умели только женщины – как умели только матери. Иногда Гейгеру казалось, что всю свою нерастраченную нежность, заботу, беспокойство и всё то, чем одаривает любящая мать своё чадо, Майя, вынужденно лишившаяся своей дочери, волей-неволей изливала на всех остальных – пациентов, городское руководство, соседей, коллег, даже на него самого, Ноя. Сублимация. Вот только замена была так себе. Уезжать ей надо было, покидать город вместе с дочерью, когда была такая возможность, но кто же знал тогда, что революция превратит их тихое местечко в точку невозвращения. А оставить отделение без присмотра Майя явно не могла – и вот это тоже далеко не только профессиональное. И пана Арцта наверняка не могла бросить – вряд ли много кто к нему мог по-человечески отнестись после всего-то случившегося. Поговаривали, конечно, что и доктор Платз невесть что с пациентом творила-экспериментировала, но в её жестокость Ной верил примерно в той же степени, как и в собственную способность без раздумий отнять человеческую жизнь.Грустно это всё было, очень грустно, печально и по-прежнему страшно, а ещё досадно – потому что в конкретной ситуации Ной ровным счётом ничем не мог помочь, разве что продолжать волонтёрствовать в больнице да подкармливать Майю, вот и всё. Так себе поддержка, то ещё утешение. – Ну и кто же из нас рассеянный? Не подумала она! – хмыкнув, покачал головой Ной и тут же достал из внутреннего кармана пиджака блокнот и карандаш, чтобы пометить себе время для звонка. Обычно по-настоящему важные дела он не забывал, а это было важно, но и перестраховаться не мешало. – Договорились, я позвоню, а там уж решим. Но завтра, значит, после работы я тебя в любом случае провожу. И правда всё равно собирался как раз завтра наведаться, так почему бы не совместить приятное и полезное с другим приятным и полезным?Опомнившись, он взял в руки крышку-кружку, проинспектировал и убедился, что едва тронутый Майей чай уже остыл. Цокнув языком, Ной бегло огляделся, выплеснул остатки чая в кусты позади скамейки и налил свежий.– А теперь молчи, доедай и пей. Я прослежу, чтобы ты и слова не сказала, пока не доешь. Не хватало тебе ещё к вечеру в голодный обморок упасть. Давай-давай, я серьёзно, – и он принял максимально суровый вид, на который был способен.
По обеим, Ной, по обеим, друг мой. А выдай третью должность - и по ней будет волноваться, и никакого брому - главврач на посту должен быть в здравом уме и трезвой памяти. Или трезвом уме и здравой памяти. Но самое главное - это быть злым, и, к величайшей печали, с каждым днем последний пункт удавался Майе все лучше и лучше.
Приходят в ее дом - ладно. Приходите, двери приемного открыты круглосуточно. Тащите сюда раненых - тащите, именно для того двери и раскрыты. Но, Г-спади, когда все эти банды в форме и при оружии начинают устраивать в отделениях свалку, и пугать сестер, и гоготать в голос, так, что в психиатрическом корпусе слышно - на это терпения уже не хватает. Хочется встать и стукнуть кулаком по столу.
Но стол хлипкий, а кулак не выдержит столкновения даже с ним. И ружье - дома.
Примеру же пана Эрлиха Майя следовать не собиралась. Нет у нее права следовать его примеру, да и желания, если честно, никакого нет. Нескольких часов в комендатуре ей за глаза хватало, и глаза эти потом болезненно резало от табачного дым, а каждый негодующий вопль через еб твою мать в телефонную трубку заставлял пани Платз болезненно поводить плечами.
Ровно и не женщина тридцати с лишним лет, по всеобщему мнению пожившая и повидавшая, а девчонка о двух косичках.
Майя боялась. Она никому не говорила и надеялась, что не так уж это заметно за фирменным ее безразличным выражением лица - но как же она боялась! Так, словно каждый из этих, в форме, приходил лично по ее душу. А ей надо было защищать - но защищать было нечем.
Еврейская беда, вечная чужесть и ожидание удара, и что с этим сделаешь? Соломон вот как-то смог. А они с Ноем, видимо, не того все же разбора - росли в одно время, на одних улицах, три года разницы и сколько-то там минут пешего хода в гости. Приличный еврейский мальчик, приличная еврейская девочка: кто только не говорил, что надобно им срочнейше жениться и вот тогда-то все будет расчудесно.
Да какое тут жениться. Жизнь крутит, посылает тебя в Столицу, перемалывает ее жерновами, возвращает домой - а жернова, оказывается, и там. И никто не женат, никто не замужем. У всех все хорошо - и ни у кого ничего не получилось. Ровно порченые. А со стороны погляди - так едва ли не городская гордость, поскольку образованные да интеллигентные - если отминусовать от общей суммы слухи о Майе и ноеву неприкаянность.
Ной, Ной, ответь мне, Ной, что мы будем делать, если за нами придут? Когда за нами придут?
Судия, чье сердце, как камень, с кадуцеем в левой руке и наганом - в правой. Здешний Харон. Монетки за глаза и близкая переправа, правый берег, левый берег - вот и вся история болезни. Вот и вся запись для архивной подшивки.
Что мы будем делать? Убоимся зла.
Майя передернула плечами и покорно доела все, что оставалось в судке, почти не разбирая уже вкуса.
- Спасибо, Ной. - обтерев руки салфеткой, она с действительной нежностью посмотрела на пана Гейгера. - Однако же мы засиделись... Б-г весть, что там мои подданные учинили за время отсутствия правительства на, так сказать, почетном посту.
Она знала, что сестрички за ровную осанку и безмятежный тон называли ее "Пани Королева" и находила это не то забавным, не то жутким.
- Да и у тебя, не дай Б-г, гости могут минуя двери в архив сунуться, а у всей нашей истории нынче лишь на тебя и надежда. Разбегаемся, так? - она даже расслабилась и даже подмигнула, поднимаясь и сжимая пальцы на ридикюле. - Я жду твоего звонка. А самого тебя ждет Айвен.
Айвен знает что делать. Научи нас, Айвен.
Сами мы не справляемся.
Вы здесь » Уездный город N » Сбывшееся » "Обеденный перерыв"
