Суббота или нет, а лохматые пациенты дней недели и праздников не знали. Две кошки с отитом, сука с затянувшимися родами и канарейка. Как подходить к последней Полина вспомнила далеко не сразу и порадовалась, что перевезла с собой все справочники и лекции.
В итоге вечер Полина встречала с единственной мыслью: упасть и проспать часов пять. Лучше десять. За день она дважды уже срывалась на ругань - хорошо еще, хоть студенческая привычка ругаться исключительно на мертвых языках никуда не делась - и чуть не распорола руку сама себе. Виной была даже не физическая усталость, а нервы. Неделя выдалась тяжелой во всех смыслах. Тяжелой не только в плане количества работы.
Девушка как раз распустила косу, давая отдых ноющему затылку, когда раздался стук во входную дверь. От перспективы принимать очередного больного Полине чуть самой стало плохо.
- Я открою, - крикнула она отцу и поспешила к двери, на ходу подбирая волосы. Не хотелось бы, конечно, показываться кому бы то ни было на глаза с вороньим гнездом на голове, но... Вечер субботы! Не пора ли напомнить о приемных часах и совести?
Впрочем, увидев кто пришел, Полина сама устыдилась. Пани Платз стояла на пороге и над головой её тускловато, но отчетливо, сияла звездочка. "Наверное, первая" - мелькнула и пропала отстраненная мысль.
- Добрый вечер, - немного заторможено отозвалась Полина, судорожно пытаясь понять, взаправду это или она просто задремала на кухне с гребнем в руках. - Ничего страшного, проходите, пани Платз.
К и.о.главврача девушка испытывала сложную смесь уважения, смущения, потерянности и смутного ощущения вины, объяснить которую себе никогда не могла, да и не пыталась особенно. Но Майя Платз могла бы прийти когда угодно, сказать "очень надо" и Полина бы сделала все. И еще немного. И дело было не только в эмоциях - человек, который тащит на себе всю больницу, этого заслуживал. Несомненно. Даже если не принимать во внимание всего того, что пани Платз сделала для пана директора, а это нельзя не принимать во внимание. Просто нельзя.
- Это пани Платз, - крикнула девушка вглубь дома и виновато улыбнулась, пропуская гостью в прихожую. - Простите папу, он едва ли выйдет - через два дня будет годовщина. В это время он... избегает общества.
- Моё почтение пани и извинения - придется вам сегодня посидеть с моей дочерью, - донеслось приглушенно из полумрака. Полина вздохнула, приняла у гостьи плащ и подхватила едва тлеющую лампу.
- Пойдемте на кухню, пани Платз. Я чайник поставлю. К оладьям вам варенье какое: грушевое или малиновое? Еще вишневое есть. Простите, что встречаю в таком виде. Я вас внимательно слушаю.
Слушать была готова не только Полина - на буфете статуэткой сидел крупный полосатый кот и щурил бирюзовые глазищи.

Чайник Полина поставила больше по инерции. И села, пытаясь уложить в голове услышанное.
На самом деле укладывалось все легко. Даже слишком.  Укладывалось, вставало на места и собиралось в картину, целиком разглядеть которую девушка не могла, но и увиденные кусочки не воодушевляли.
Медикаменты. Карточки. Люди.
Люди...
И замотанная женщина, сидящая напротив. Женщина, которая, кажется, даже не ждет помощи или понимания, просто пытается... что? Всех спасти?
Нет. Не так. Пани Платз пытается спасти тех, кого можно. Тех, за кого она отвечает. Горожан. Не зависимо от того, заслуживают ли они этого.
Так?
Или... или ждет?
Полина с усилием потерла лицо и поднялась.
- Одну минуту, пани Платз. Сейчас я кое-что принесу.
Сбегать в комнату было действительно делом одной минуты. Вернулась девушка с несколькими толстыми тетрадями в темных обложках. С  точки зрения Полины, сейчас ей предстояло самое сложное - объясниться с человеком, которого она совсем не хотела бы разочаровывать. Ведь содержимое тетрадей  можно было истолковать... очень по-разному.
Полина стала вести эти записи, как только начались первые перебои с поставками медикаментов. Кроме того, едва началась революция, брат выслал ей некоторое количество... не совсем профильных книг и журналов. И кое-какие выписки. И если поначалу девушка не понимала, зачем это может понадобиться, то последние полгода заставили переменить мнение.
- Пани Платз, я... Простите... - голос не слушался, срываясь. - Понимаете, когда начались перебои... В общем, журналы в практике не совсем соответствуют действительности... Точные цифры здесь.
Занижая цифры заказов в официальном журнале, Полина просто хотела иметь запас на случай очередной задержки. Кроме того, далеко не всем пациентам требовались именно те лекарства,  которых требовали их истеричные хозяева и гораздо проще (и быстрее) было ткнуть человека в журнал, где черным по белому написано, что требуемого НЕТ, чем пытаться что-то объяснить. Особенно это было сложно, когда девушка только начала работать. Наверное, только пан Гейгер, которому Полина пару раз пожаловалась, не сдержавшись, и знал, сколько сил и нервов было тогда убито. Это сейчас она наработала репутацию, а вот в начале...
- Я... понимаете, это просто на всякий случай было. И понемножку набиралось, кому с меня отчет требовать? Налоги плачу и всё. Приходят посылки, да, но так ведь в городе в них никто не заглядывает, кому здесь знать, сколько и чего я выписываю? А потом...  Ну, вот здесь я написала, что можно людям, какие могут быть побочные эффекты и дозировки. Вот тут - это если уже совсем нет других вариантов. Тут - сами видите, вообще те же препараты, что и для людей. Эти цифры - точные. Накладные я тоже сохраняла. Вот тут - то, что будет в официальном отчете, если его с меня потребуют. Еще у меня семь комплектов инструментов. Два на работе, один всегда с собой, а остальные - здесь. Вот тут - сами видите, бинты, перевязочный материал... У меня же почти ничего не забрали. Достаточно было убрать часть с полок и сказать, что людей и животных не лечат одними и теми же лекарствами, чтобы мне поверили. Самые недоверчивые почитали этикетки. Хорошо, что у них не было ни одного ветеринара, конечно, иначе бы пришлось туго... Но нельзя  так поступать! Людям хоть объяснить можно, что обезболивающего нет или травок заварить, а собака или кошка даже не понимают, что их не мучают, а помочь хотят!
Полина прекрасно понимала, что попади тетрадки с четкими, почти каллиграфическими строчками, не в те руки - и они станут ее приговором. Но пани Платз была врачом. В первую очередь она была врачом. И, возможно, смогла бы понять.
Девушка теребила упавшую на глаза прядь, отчаянно надеясь, что поступает правильно.
- А учет вот он. Я же это для себя записывала. Так что все точно. Да и экономлю, насколько это возможно. Хотя люди как сотворят что-нибудь, так лучшей экономией кажется усыпить их, а потом уже животное лечить! - Полина осеклась, спохватившись, кому и что она говорит. - Простите. А в больницу я могу прямо с понедельника выйти. Документы разбирать, отчеты переписывать - сами видите, почерк у меня хороший. Людей лечить, правда, не умею, но хоть терминологию знаю... Да и не думаю, что функции сестры при операции человека и собаки сильно различаются. Только размерами...
Она еще хотела сказать, что было очень страшно пользоваться внешностью, чтобы у красных сработали стереотипы и они не стали сильно давить и убедили сами себя в ее полной лояльности, что тетради у нее хранятся в действительно надежном тайнике - уж если его не обнаружили за годы полининой учебы - и что лекарства убраны не менее надежно, что она для того и училась, чтобы лечить животных, но горло сжало спазмом, не давая больше издать ни звука. Уши странно заложило, словно в детстве, когда Полине удавалось сделать "солнышко" на качелях.